От автора

“… И с тротуара, и с иконы…”


Две крайности. Стараюсь быть
  где-то между ними в поисках
  своей “золотой середины” - той
	простой истины, о которой
	 пытаюсь рассуждать.
И если кого-то огорчит, что я –
 Не философ и не политик,
  Могу предоставить в свое
	оправдание только
	 стихи.







*   *   *

Я выйду из дома
И стану бродить
Беспечно ведома
Иголкою - нить,
Магнитом  - железо,
Видением  - взгляд,
Над самою бездной
Пойду наугад.
Котомка да посох –
Банально, но всё же
Босою по росам,
Где ночь – там и ложе,
Где свет – там и цель.
Мне не надо итога,
Из всех панацей
Только эта – дорога
Пусть телу усталость
От шага до шага –
Дорога, как данность,
Дорога, как благо.
За дальнею далью,
За синею птицей,
Не так уж банально
Продлить, чтоб продлиться…
Где Бог, там судья.
За своею судьбою
К себе. От себя.
				   Над собою.




*   *   *

Безнадежье, безвременье,
Безлюбовье, безбожье,
Бездуховность, безверие,
Стало быть – бездорожье?
Каждый путник в безликости
Все ж, в конце-то концов
В переходах из зыбкости
Обретает лицо.
Вправе переиначить
Кем-то торенный путь:
Где свернуть – не сворачивать,
Где не надо – свернуть, -
Каждый волен по-своему
Оторваться от “без”
И на то, что рискованно:
Где-то сбросить свой крест.
Безоглядно, безбоязно,
Чтобы зря не нести,
Всякий выберет поразну:
Потерять? Обрести?
В этом хаосе вечном,
Где все так неспроста:
То ли крест, что – на плечи,
То ли путь без креста.



*   *   *

Думать привычной вязью:
Мыслить или блажить?
Только избегнув казни
Самое время – жить

Только минуя пропасть
Помнить как не пропасть,
Так ли уж это просто:
Падая – не упасть?

Мыслей привычных вирши
Словно бетон крушу:
Может быть, усомнившись,
Что-нибудь совершу?

Кровью своей смываю
Мыслей привычных слизь
И, наконец, взмываю –
Самое время – ввысь.



*   *   *

Не смятая трава,
Не снег, в ладони тающий,
И уж, пока жива,
Я жить хочу… летающей.
Не лист, в сердцах разорванный
Осенним буйным ветром,
На все четыре стороны
Развеянный по свету.

Не дождь, который – ниц,
Не солнца луч в падении,
А в белизну страниц –
Прелюдия видения,
Когда еще слова
Не сотканы в пространища,
Я тем-то и жива,
Что жить хочу… летающей.

Мне есть, чем дорожить,
А, стало быть, не лишнее
Над миром покружить,
Благодаря Всевышнего.
За то, что - не  зола,
Не остров утопающий,
За то, что я – жива,
И жить хочу… летающей.

Пока еще душа,
Как черновик, не скомкана,
О, дайте, не спеша,
Моей дорогой тонкою
Пройти по краю рва
И выйти из пожарища, -
Мне мало, что – жива:
Я жить хочу… летающей,

Мечты, как кружева
В судьбу свою вплетающей,
Пока еще - жива.
Я жить хочу летающей.



*   *   *

Всё, что выразить можно,
То давно уже сказано.
Моя жалкая проза –
Жизнь, которой… наказана?

Где почти что летально
И совсем бестолково,
Словно искру из камня,
Высекаю я слово.

Для каких озарений,
Интереса ли праздного
Тру я кремень о кремень,
Чтоб в итоге – не связное?

Но смыкается в целое
То, что с виду разорвано, -
Ты такая бесценная
Жизнь, которой… дарована?

Разделить бы мне поровну
Да и выбрать из разного
Только то, чем дарована, -
К черту все, чем – наказана!

Но из искры, да пламя –
Нет иного закона:
Или камень о камень,
Или слово за слово.



*   *   *

Принимая что есть и не сетуя
На судьбу в ее вечной фатальности,
Всё же спеть свою песню неспетую,
Высочайшую взяв из тональностей…
Что за странное предназначение
В этой жизни - тебе предназначенной:
Отыскать золотое сечение,
Как мелодию сути утраченной?
Чтоб светить им во всякие стороны,
Прозревая слепых и потерянных,
Не кичиться струною оборванной
В оправдание перед неверием.
Если звуки, в слова превращенные,
И слова, превращенные в музыку
Даже, всеми ветрами крещенному,
Не всегда достаются в союзники…
Если срез золотого сечения,
Что твоею же кровью оплаченный,
Не тебе принесет облегчение
В этой жизни - тебе предназначенной.
Так светить им! Во всякие стороны!
Как тебе одному только свойственно,
Чтоб шарахались вороны черные
От своей же от тени от собственной.
И судьба в ее вечной фатальности
По тебе чтоб не справила тризну,
Отступив перед сущей формальностью,
Лишь тебе предназначенной – жизнью –
Горсть семян в землю, солнцем прогретую,
Отделив их от плевел банальности, -
Так посмей же исполнить неспетую,
Высочайшую взяв из тональностей!



*   *   *

Все сложится когда-нибудь в фигуру,
С фантазии, как водится, иль сдуру.
Не зря же рассыпаются в тот миг,
Лишь только ты хоть что-нибудь воздвиг,
Без всякого толчка или броска,
Те замки, что мы строим из песка.
Неважно, что потом, а не теперь…
Все сложится в какой-нибудь фортель,
Который, чем и будешь знаменит,
Никто и никогда не повторит,
Как и узор – немыслимое что-то
В калейдоскопе после поворота.


/a>
					 II

Нет. Все запуталось в конец:
Пегас-то, вроде – жеребец!
Тут хоть полцарства за коня,
И этот брак не для меня.
Чтоб ликвидировать конфуз,
Пришелся б кстати только… “Муз”?
Ого! Знакомое уже,
Когда б писалось через “ж”!
Нет, чтоб не гнать отныне брак,
Я буду счастлива и так!



*	 *	 *
				   (По сказке И.Зиедониса
					«Синий конь»)

	   Синим утром и в тумане,
	   Там, где синие цветы,
	   Ходит синий в мире самый
	   Конь надежды и мечты.

	   Синий-синий конь в горохе,
	   Там, за синею горой,
	   Самый-самый одинокий
	   И печальный бродит конь.

	   Синей грустью озабочен,
	   По земле копытом бьет,
	   Тихой синей лунной ночью
	   Песни синие поет.

	   Звезды синие считает,
	   Спит на синих облаках,
	   А  живет он в синих далях
	   Или в синих родниках.

	   Он устал уже немножко
	   От любителей погонь,
	   Но не всем увидеть можно,
	   Где пасется синий конь.

	   Кто верхом на нем проедет,
	   Для того уж - не секрет -
	   Самый синий конь на свете
	   Все окрасит в синий цвет.

	   Он к себе не подпускает:
	   У него поблажек нет
	   К тем, кто вовсе не мечтает;
	   Правда, если ты поэт

	   Или где-то раздобудешь
	   Горстку синего овса,-
	   Синий конь тебя полюбит
	   И покажет чудеса!


	А.З.



*	*	*

	 Зайди, усталый трубадур,
	 И выпей чаю на дорогу!
	 Среди немыслимых фигур
	 Твоя немыслимей, ей-богу!
			С гитарою наперевес,
		   Язык - остер, а взор - печален,
		   Ты семь невиданных чудес
		   Искать давно уже отчалил!

	 А сказка с лешим - заодно,
	 Да ты и сам об этом знаешь.
	 Ты водку пьешь, а не вино,
	 Да и слова не разбавляешь,
		   И не хватаешь с неба звезд,
		   Чтоб хоть на нем-то - без изъяна!
		  Тебе весь мир - немой вопрос,
		   А все, что в нем - не по карману...

	 А ну-ка, спой, не балагурь -
	 Меня ведь шуткой не обманешь!
	 Бери гитару, трубадур -
	 Пойду туда, куда заманишь!
		   Среди немыслимых фигур
		   Твоя немыслимей, ей-богу!
		   Бери гитару, трубадур,
		   А ну, показывай дорогу!

	  Печален взор, язык - остер,
	 В чехле гитара остывает...
	 Куда же взгляд ты свой простер?
	 За это знаешь, что бывает?
		   Ты семь чудес своих качай,
		   Чтобы струна к струне парила!..
		  А мы с тобой хотели чай,
		   Но я его не заварила
			Л.Г.



*   *   *
Как скучно мы живем
На краешке вселенной,
На грани двух веков,
Сжимающих в тиски,
Кому теперь до нас,
Поющих о нетленном?
Да разве жерновам
До зернышка в горсти?
Чего тут не понять? -
	Конечно же не время,
	На грани двух веков
	Про зернышко ли речь?
	Но что же делать нам,
	Поющим о нетленном? –
	Да просто дальше жить
	И зернышко беречь.

Хотя бы лишь одно
Из тех, что – разметало,
На грани двух веков,
Которым – не до нас,
Что могут изменить
Какая-то гитара
Да твой полухромой
На крылышках Пегас?
	Смешно чего-то ждать,
	Да в этом ли всё дело?
	На грани двух веков,
	Где стык – неумолим,
	Кому-то нужно петь
	И помнить о нетленном,
	Кому-то нужно печь
	Тот самый первый блин!

Чему же ты не рад? –
Что все выходит комом?
На грани двух веков
Чего же ты хотел?
Бери же свой аккорд,
До боли всем знакомый!
Смотри-ка, твой Пегас
				Хромой – а полетел!.



*   *   *

Орел или решка?
Гадай – не гадай…
И в дамки, и в пешки –
Как с края на край.
Во тьме паутинной
Надежно укрыт
Златой середины
Следов лабиринт.
Дерзай, заплутавший,
И будешь судим
За то, что так важно
Из всех середин –
Одну, золотую,
Как “пять из пяти”,
Почти что вслепую
Искать. И – найти;
Поставить ребром
Хоть одну из монет,
Чтоб делать добро
Никому не во вред.
То – царство, то – плаха,
То – шлаки, то – пенки,
По чину – папаха,
И шапка – по Сеньке.
Быть в дамках – не в пешках –
Довольство кретина.
Хочу быть безгрешной –
Ищу середину
В пылу безуспешном
Паденья-полета –
То самое “между”,
Как точку отсчета:
Для всех в одночасье
Всеобщий рецепт
Вселенского счастья,
Которого… нет.



*   *   *

Подытожу все плюсы и минусы,
Чтоб в ладу быть с общественным мнением:
Ничего-то, достойного Гиннеса,
И пока – никакого знамения…




*   *   *

Неужто закат? Ведь еще не светало.
Я часто впустую, вслепую летала.
А крылья мои мне мечты рисовали.
Их не было вовсе. Иль были? Едва ли.
Теперь и мечты ничего не рисуют.
Лишь что-то из прошлого вспомнится всуе.
А что впереди – то все больше размыто
Дождями, слезами и прочим, из быта.
Ни слова, ни крика, ни вопля, ни стона.
Хотела быть птицей, в итоге – ворона.
Ведь в жизни всегда, как бы ты ни старался
Все сложится в то, чего ты и боялся.
И может, потом, словно доблестный воин,
Ты будешь награды своей удостоен.
И то, если вновь, без щита и забрала,
С начала, с нуля, как ни в чем не бывало…



*   *   *

День начинается в ночь на исходе
Сменой привычных гармоний в природе:
Тихая улица слушает шорохи,
Утро вплетается в редкие всполохи
Солнца, пока что еще никудышного:
Вечная тайна простого и высшего.
День начинается ветром качаемый,
Будто штрихами едва намечаемый
Даже не кистью, а так – карандашиком,
Прежде чем брызнет каким-то пейзажиком.
С первою краскою, мира коснувшейся,
Жмурится день, как ребенок проснувшийся,
Или как узник, свободой дарованный,
Словом, как кто-то вполне очарованный.
А иногда он похож на уставшего
Вовсе иного, - с похмелья вчерашнего,
И этот кто-то, не злой, а – отчаянный
Бродит печальный и ветром качаемый.
День начинается, как это принято,
С этого самого легкого выверта
Темной изнанки на светлую сторону,
Так, чтобы сразу, всем разом, и поровну.
Тут кто-то хмурый от жизни бездарной
Прочь со стены лист смахнет календарный,
Глянет в окно… и настанет черёд:
Кто-то родится. И кто-то умрёт…



*   *   *
День июльский плавился
И стекал,
Угасал и  таял всё –
Закипал.
Жарил по бездельности:
Вздох, как стон
Каждого в отдельности
И гуртом.
Жёг и выворачивал
Все нутра,
Пивом губы смачивал
На “ура”,
И шипел пузыристо,
И густел
Там, за каждым вырезом
Всех страстей.
Вместо всякой милости –
В лоб платок,
Все на свете истины –
За глоток.
Сколько-то там градусно
Испарял
И парил безжалостно –
Накалял –
Раскаленной массою
Повисал,
Маял всех и маялся
В мире сам,
Убивал, иссушивал
Наповал,
Властвовал над душами –
У – бы – вал,
И, вконец измученный,
Изнемог.
На асфальте вспученном
Из-под ног
Напоследок корчился,
Стыл и тлел –
Свечерел и… кончился –
Заалел,
Полыхнул неистово,
Как махнул, -
Ахнул тут, кто выстоял
И вздохнул.



*   *   *

Первый желтый лист
В середине лета
На окне повис
И дрожит от ветра.
Сколько их еще
Пожелтеет после,
Сникнув под дождем?
Знаю, это – осень.
Только первый лист,
На зеленом – лютик,
Грустный, но – сюрприз –
Золотой лоскутик.
Что же ты ко мне
Льнешь, ища защиты,
Я ведь тоже “вне”,
Эх ты, непришитый.
Как тебя снесло?
Чем тебя утешить?
Мне ли в унисон
На стекле трепещешь?
Иль чего-то ждешь,
Сорван и отторгнут
На зеленом сплошь
Желтый, непокорный?
Не смотреть бы как
Упадешь ты оземь
С моего окна
В осень.



*   *   *

Забарабанил вдруг, затараторил
По грязному асфальту частый дождь.
Застрекотал по дереву забора,
Помчался по дороге вкривь и вкось.

Повеяло внезапною прохладой,
Блеснуло глянцем с вязовых кустов,
И капли застучали канонадой
По шелку распустившихся зонтов.

Прохожие куда-то заспешили,
На полпути застигнуты врасплох.
И заплясал, ударив с новой силой,
По лбу земли танцующий горох.



*   *   *

Дождь осенний колдует
Над притихшей листвою.
Я возьму его струи
И, как струны, настрою.
Он по нотам пройдется,
Подбирая погоду,
И устало прольется
Запоздалым аккордом.

Чай, заваренный мятой,
И гитара - на месте, -
Вот и все, чем богата,
Остальное - как в песне!
Жизнь моя холостая
Что-то все-таки стоит,
Если чашки - поставить
Да гитару - настроить!

А сегодня, тем паче,
Мне и дождь - не в струю.
Что имею - то трачу,
Что хочу, то - пою!
И когда затоскую
От большого ума:
Выйду, трону за струи
			 Да сыграю... Сама!



*   *   *

Каплет с неба заученно,
Пахнет листьями прелыми –
Эх, пора неминучая,
Перед хлопьями белыми,
Где всего-то осталось мне:
Удержать? Отпустить?
Золотисто-багряный
Ворох листьев в горсти.
Что прошло, то – усвоено,
Мне с тобой полыхать,
На всех травах настоянный
Этот запах вдыхать
Да листвою опавшею
Под невыпавший снег,
Чтобы грезить о завтрашнем
Из-под смеженных век…
Крылья листьями сложатся,
Но до этого дня,
Осень, ты хоть, как сможется,
Помолись за меня!
За меня, непослушную,
Что в огонь из огня,
В небо руки воздушные
За меня. За меня.
За меня, неподвластную
Ни судьбе, ни зиме.
Золотого и красного
Прямо под ноги – мне!



*   *   *

Ласковая осень –
Желтая завеса.
Золотая проседь
В шевелюре леса.
Что-то ты несмело
Раскидала пятна
На живую зелень
Красоты закатной.
Чуть горит румянец
Гроздьями рябины,
Тайно улыбаются
Листья по лощинам.
Да и взгляд искрится
Синевой лукавой,
Ветки, как ресницы,
Оттеняют травы.
Воздух понадушен
Ароматом томным,
Тишину нарушив,
Лист сорвется сонный,
Упадет, застынет,
Средь таких же грустных
Маленькой святыней
Вечного искусства.
И ступая после
По ковру цветному
Королева-осень
Обойдет хоромы.






ЛАЗУРНЫЙ БЕРЕГ

Сухая ветка клонится,
Стряхнув рябины россыпь:
В леса, еще зеленые,
Цветная входит осень.

Уже желтеют листья,
И падают неслышно
На берег опустевший
Бараковые крыши.

Смотрю прощальным взглядом
На сопки и опушки.
А ласковое море
Бросает мне ракушки



*   *   *

Какая-то осень по счету
Свои мне качает права,
И птицы готовы к отлету,
И я еще вроде жива.

Несуетно и бестолково,
Как будто бы и не всерьёз,
Случайно сорвавшимся словом,
Листком, что коснулся волос.

Каким-то сырым отпечатком,
Наброском на пасмурный лист,
Как бы ненавязчиво-кратко
Исполнившим чей-то каприз.

И серые краски, с избытком,
Ложатся почти задарма…
Пурпурная с золотом нитка –
Ты, осень, еще мне верна.

Неважно, какая по счету,
Но ты, безусловно, права,
И я в твои странные ноты
Свои добавляю слова.






*   *   *

Уснуть. И может быть, приснится
Всё полотно: через ладони…
Из струй дождя мелькают спицы
За нитью дней моих в погоне.

Петляет, мечется в ненастьи,
Как конь в серебряной попоне
Той, вороной - печальной масти
И – в полотно: через ладони.

Туда-сюда мелькают спицы,
Черным-черно от их скольженья…
Весна – капризная девица, -
Вдруг – снег в лицо. И… пробужденье.




*   *   *
								  Какая странная весна,
								  Как женщина, которой – тридцать”

Олег Кабалик

Сегодня пасмурно весьма
На белом свете.
“Какая странная весна” -
И что за этим?
Ещё по-зимнему сквозит,
Но по наитию
Уже ничем мне не грозит
Сиё открытие.
Когда внезапное тепло
Отнюдь не вечно,
Всё изначальное – старо
Да и – конечно.
А снег ложится на лицо,
Как слоем пудры,
Не так быть важно мудрецом –
И даже мудрым.
Когда по-прежнему ясна
Простая истина:
Такая странная весна,
Ещё – единственна.
И в этом смысл её и суть,
А ты лишь волен
Последний снег с ладони сдуть –
Собрать в ладони,
Чтоб, тоже странная весьма,
Тебя вкружила
Тесьма, тесьма, тесьма, тесьма –
Толпа снежинок.
В финальный круг. Перед теплом.
Пока не поздно.
А в мире, в общем-то светло,
Хотя – морозно.




*   *   *

Снег валил откуда невесть, -
Снег валил,
Шел по городу, метелясь
Или… плыл,
Застревал в деревьях, пенясь,
Как хотел,
Падал хлопьями, не целясь,
И… летел.
То бросал себя на крыши,
Словно вил
И тянул оттуда – свыше
До Земли.
То ли ленты, то ли нити,
Как сплетал
Связь из дней, времён, событий,
Но – летал!
Белой пеной, белой ватой,
Белой мглой
Всё белил, как будто прятал
С глаз долой,
Возвращая миру цельность
Где упал, -
Снег валил откуда невесть,
Город спал.
Снегом улицы умылись –
Замелись,
Чтоб, единственной из былей, -
Чистый лист
Лёг под ноги, незапятнан,
И повис
Между нами, чуть помятый
Белый лист.




ЗИМНИЙ ВАЛЬС

	 Это - зима,
	 Я уверена точно,
	 Снег вчера таял
	 Как будто нарочно,
	 Ну, а сегодня так вьюга плясала,
	 Словно по черному белым писала...
		   Танец тот, чем-то похожий на вальс:
		   Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз...

	 Будто забылась,
	 И знай себе кружит!
	 Кто же назавтра
	 Весну обнаружит,
	 Если одно лишь для всех покрывало
	 Падало, падало с неба... Упало...
		   Было все это похоже на вальс:
		   Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз...
	  Ты говоришь,
	 Что зима на исходе,
	 Снег вчера таял
	 Как будто бы вроде.
	 Белой пластинкой на белом же фоне
	 Крутит она на своем патефоне
		   Тот же мотив, так похожий на вальс:
		   Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз...

	 Снег вчера таял?..
	 Пустая примета!
	 Это - зима,
	 А за нею ведь...
			   - Лето!
	 Наша весна - только наша вина -
	 В прошлом осталась, а это - зима,
		   Ну, а зима так похожа на вальс:
		   Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз...




*	 *	 *


	   Покатились, рассыпались бусы,
	   Оказалась непрочною нить.
	   И, напрасным томимая искусом,
	   Я хотела их соединить.

	   Собирала, катала в ладони.
	   Будто слезы, застывшие враз,
	   Созиданием странным ведома
	   То ли грез, то ли брошенных фраз.

	   То они вдруг смеялись, как дети,
	   То горели опальным огнем,
	   То мерцали тоскою отметин
	   На растраченном сердце моем,

	   То задорно куда-то манили,
	   Чем напомнили юности бред,
	   То сверкали, то холодом стыли
	   Маяков от ночных сигарет.

	   Но была среди бусин такая -
	   Не жемчужина, хоть и под стать -
	   Пред которой, из этой же стаи -
	   Только - фон, чтоб ее обрамлять,

	   Без которой и бусы - не бусы,
	   И никчемной становится нить,
	   Невостребованным грузом
	   Без нее всем оставшимся быть.

	   И искать мне ее неотрывно:
	   Воссоздать, воедино сплести,
	   Без нее, без одной лишь, наивно,
	   Ту мечту, что способна вести.

	   Я нанижу в отдельности каждую
	   Из слагаемых бусинок-лет,
	   Но потеряна самая важная,
	   Да и нити, за давностью, нет!




*   *   *

Мне не шить уже белое платье,
Мендельсон был и правда влюблён,
И звучит его марш, как проклятье
Для меня на остаток времён.

Марш влюблённых? Нет, он уже позже,
Когда кольца призывно горят,
И жених неподдельно встревожен,
И невеста: сто тысяч карат.

Что-то будет. Давно ль это было?
И исчезло: лови – не лови,
Марш играет свои переливы,
О своей, о несчастной любви.

Мендельсон, как ты выдержал, боже?
Из каких себя вылепил мер?
Не своей, нет которой дороже,
Подарил ты на свадьбу шедевр!

Чтобы плыл по дорожкам ковровым
Нескончаемый этот экскорт,
Что-то чистое, светлое, новое
В этом странном сплетении нот…

Но  откуда, откуда мне слышится
В нём какой-то неистовый стон?
Как фата у невесты колышется
Твоя вечная грусть, Мендельсон.




*   *   *

Слёз пустых накрап
На щеках опал.
Для тебя – этап,
Для меня – финал.

Для тебя – мираж,
Для меня – предел.
Для тебя – кураж,
Для меня – отстрел.

Если я – отлив,
Ты – приливом будь.
Я – другой мотив,
Ты – иная суть.

И судьбы нахрап,
И любви оскал.
Для тебя – этап,
Для меня – финал.






*   *   *

Мне снится сон который год,
Где всё совсем наоборот.
Не сер, как явь – напротив, он
Цветами всеми опалён.
Там сил хватает всех любить,
Туда бежать, лететь и плыть.
Там словно с лёгкой всё руки,
Всему на свете вопреки.
Мне снится сон, в котором нет
Ни поражений, ни побед.
Там каждый прав и каждый свят,
И даже ты – не виноват.






*   *   *

Нет у одиночества
Камня преткновения.
Столько счастья хочется,
А дано – мгновение.

Бьется сердце жаркое
В стену равнодушную,
Понапрасну шаркая,
Никому не нужное.

Измоталось дочиста.
И откуда рвение?
Нет у одиночества
Камня преткновения.






*   *   *
		А.Д.
А я ведь тебя – люблю,
Не той любовью: не плотской,
Не мелочной, что - к рублю,
Не бабьею – идиотской.
Люблю, как свое окно
В моём одиноком доме,
Какой-то совсем иной,
Но лучшею из любовей.
Пускай нас жует толпа,
В один бутерброд слоящая,
Не веря, что это – та,
И самая настоящая.
А кто-то, кому видней,
Все это зовет лишь дружбой,
Плевать и тебе и мне,
Когда это то, что нужно.
Подобиться кораблю?
Их два: легче сладить с волнами.
Я просто тебя люблю,
Не мучась тоской любовною.
Часы наших встреч не длю:
Тут вовсе не так загадочно, -
Достаточно, что люблю,
И мне, и тебе достаточно.






*   *   *

Я, не спросясь, еще наведаюсь
В твое печальное пристанище.
Прости, что часто исповедуюсь…
А с тем, что есть во мне – куда ещё?

Ко мне так и не снизошедшая
Любовь! Я бью тебе поклоны!
Пойми: но всё-таки я – Женщина,
Не с тротуара, не с иконы.

Склоняю голову повинную
На суд перед твоим высочеством:
Я буду звать тебя по имени,
Я буду звать тебя по отчеству –

Тебе одной я исповедуюсь,
Сквозь дни протягивая нити,
И я не раз ещё наведаюсь –
Не прогоняй! – в твою обитель.

Открою в память дверцу ржавую,
И буду бить тебе поклоны…
Не зря всю жизнь к тебе бежала я
И с тротуара, и с иконы!






*   *   *

И скажешь, как будто уронишь,
Рассыпав одно за другим:
А помнишь…
А помнишь…
А помнишь…
Проступят сквозь годы следы.
Как сольное что-то исполнишь
На свой же восторженный “бис”:
А помнишь…
А помнишь…
А помнишь…
Летит тот оторванный лист.
Как что-то нечаянно тронешь,
Не зная, куда положить:
А помнишь…
А помнишь…
А помнишь…
Когда так хотелось нам жить?
Как веточку память обломишь:
Ей больше не время цвести, -
А помнишь…
А помнишь…
А помнишь…
Короткое, словно – прости?
И веки, как двери захлопнешь,
Слезу набежавшую спрятав:
А помнишь…
А помнишь…
А помнишь…
Ведь все остальное – расплата.






*   *   *

Заходил на минутку,
Уходил – навсегда,
Но суровый и мутный
Возвращался сюда,
Где окно, как бойница,
И глаза  -  в пол лица,
Где сливаться – не слиться:
Ни венца, ни конца…
Где… за кои заслуги?
Упадешь, вечно пьян,
Возле старой подруги
На скрипучий  диван.
Ей ты тоже не к спеху –
Просто некуда класть…
Так, не к горю, не к  смеху,
Не взлететь, не упасть.
Не уснуть. Не поплакать.
Не уткнуться в плечо…
Ей-то всё это на кой?
Ты ведь ей – палачом.
Не убогой, не старой,
Ты ей вроде свинца –
У нее ведь гитара
И глаза в пол лица,
И душа нараспашку…
Впрочем, нет - не к тебе.
Постирает рубашку?
Это так, по судьбе,
И проводит, как надо –
Навсегда: не впервой,
Хлопнет дверь, как кувалда,
Всё по ней. По живой.






*   *   *

Я люблю тебя, что ли?
Это странно, но всё ж
Вон, стоит на приколе
Моя лодка. Войдёшь?
Или… просто ты – мимо?
Или, может, ты вплавь?
Эх, любимый , любимый,
Неужели всё – в явь?
Вон, колышутся весла
По усталой воде.
Ты расскажешь мне после
О своей о судьбе.
Видишь, плещутся звезды
И мерцает луна?
Может был ты и создан,
Чтобы я  - не одна?
Не твое ли Всевышним
Было взято ребро,
Из которого, слышишь,
Я – тебе на добро?
Вон колышутся вёсла.
Так войдешь или… нет?
Ты расскажешь мне после,
Где бродил столько лет.
				Будет день суетливый
				И осветит он нас,
Путь, которым мы плыли,
Может, Бог нам и даст?
Сколько лодке печально
На приколе стоять?
А войдешь – и отчалим…
Не заметил. Опять.
Или… просто ты – мимо?
Или, может, ты – вплавь?
Эх, любимый, любимый,
Неужели всё – в явь?






*   *   *

Откуда ты взялся? Откуда?
Так жилка стучит на виске
И сердце, не выпрыгнув чудом,
Висит еще на волоске.
Вот-вот приготовясь сорваться…
Не время. Не место. Не век.
И взор мой устало, по-царски,
То низом скользит, то поверх.
Минуя ответного взора
В упор – два бездонных колодца,
Я что-то роняю, со звоном –
Не бьётся.






*   *   *

И всё сбывается теперь,
Когда не надо.
Вот так всегда, когда апрель,
Мне б листопада!
Сирень и яблони в цвету,
А я в опале:
Амура стрелы на лету –
Да не попали!
Закрыть глаза, подставить грудь,
Чтоб прямо в сердце,
И обмануть кого-нибудь,
Что метко целится…
Куда бегу? Чего ищу?
Доколе гнуться?
Кого настойчиво прошу
Не промахнуться?
Чтоб, избегая всяких стрел,
В одной из них же
Предвидеть , свой-таки,  удел
И стоит жизни,
Удел быть сбитой на лету –
Дороже жизни,
Хватило б жизни встретить ту –
Не промахнись же!
Сирень и яблони в цвету – сию минуту
Пошли мне, Господи, вон ту –
Не перепутай.
Она такая же, как все,
Но только внешне…
И вот ее, да по весне
Пошли мне, грешной…








 *   *   *

Из огня да в полымя –
Только бы не в пропасть.
Горячо – не солоно,
А зола – не копоть.
Всё, сгорая, наверстать
Сразу в жизни, махом
В полный рост однажды встать
Да рвануть рубаху.
Кто там мне кричит: “Не трусь,
Я и сам, мол, плавал!”?
Тот еще, наверно, “гусь”,
Не иначе – дьявол.
Чтобы, разуму не вняв,
От огня вкусив,
Я шагнула в полымя…
Господи, спаси!







*   *   *

Влетел в открытое окно,
Венчая бабье лето,
Срывая черное сукно
Любви прошедшей цвета.
И, скомкав черную вуаль,
Как ветер, столь же дерзкий,
Все целовал и целовал
Вдову или невесту?
Касался воспаленных губ –
Снимал какой зарок ли,
Чтоб звуки похоронных труб
Хотя б на миг умолкли?
Не уводил в постылый плен,
Не требовал свободы, -
Нет, ничего не взял взамен,
Верша закон природы.
Пока хранила нас луна,
Плеская свет печальный
В глаза, как в омут, окунал,
И трубы… замолчали!
Как, воспарив, шагнув на дно:
Да будет день тот – светел!
Я траур выброшу в окно,
Впуская свежий ветер.
И так руками оплету,
Пугаясь высоты…
…А на могильную плиту
Я положу цветы.






*   *   *

Ты прости меня, Господи,
Что бываю грешна,
Что за зимнею проседью
Вдруг приходит весна.
За корявые росписи
Моей глупой судьбы
Ты прости меня, Господи,
Сохрани, сбереги.
За минутные россыпи
Всех страстей и пороков,
Ты прости меня, Господи,
Если кану до срока.
В день суда, всем грозящего,
Ты меня не возьмешь:
Я – живая, я – падшая,
Я есть - правда и ложь.
А за то, что разбита
Дней пустых чередой,
Я слезами умыта,
Словно чистой водой…
Ты прости меня, Господи,
И грехи – отпусти,
Я – со всеми. Над пропастью.
Не святая. Прости.






*   *   *

Не в девичью келью…
Как ни назови,
Ты – моё похмелье
От большой любви.
Разве это келья?
Проходи, не стой –
Потчуй своим зельем,
Что там за настой?
Мне и вправду тошно:
Говоришь мудро,
А цена-то грошна –
По рублю ведро.
Мне всего не выпить,
Так, опохмелюсь:
Залпом, в один вытек
Пробую на вкус.
Крепость, цвет и запах
Оценю потом…
Голову на плаху:
Хватит о святом.
Знаю, не со зла ведь,
Может, и с добром,
Чтоб отшибло память,
Да ребро – ребром,
Из какого я там
Со-сотворена?..
Ты прости, что матом
Крою, старина.
Наливай, не мучай,
Мне ведь в самый раз
Этот самый случай,
Повенчавший нас.
Чтоб душа не выла –
Взалп: не пригублю,
Я б тебя любила,
И почти люблю,
Люб и твой напиток, -
В меру терпок, густ…
Так давай над бытом
До слиянья уст
Воспарим… в поклоне,
Восплывём в моря,
Что угодно, кроме…
Остальное – зря.
Для полета – небо,
Волны – кораблю…
Что ж ты всё, как хлеба, -
“Я тебя люблю”?






*   *   *

Давай простимся налегке:
Нет, я не гавань.
Держал синицею в руке,
А я – журавль.
Не разглядел, не доглядел,
За то приметил…
Теперь вспорхнуть и улететь,
Как вольный ветер.
Чтоб память пёрышком в руке –
С неё довольно…
Мне уходить в своё “пике”
Уже не больно.
Не вспоминай, не провожай,
Пойми, как сможешь,
Что не синица я – журавль,
Не жаль, но всё же
Мне жаль того, что на словах
Не обозначишь.
Остался только крыльев взмах
Да – наудачу
Лететь, простившись, налегке,
Без всякой цели:
Не быть синицей ни в руке,
Ни на прицеле.






*   *   *
Ночь, как птица, взъерошена:
Упорхнет сгоряча
Той же шалью, что брошена,
Как щедрота с плеча.
Но останется ниточка:
Так, сама по себе
(Как мечта о несбыточном,
Памятью о тебе),
И такая короткая,
Что концы не связать:
Потеряется – вот она!
И не станет терзать…
Вот возьму да и выброшу,
Вот возьму и сожгу,
В цвет какой-нибудь выкрашу
И забуду, что жду.
На такой и повеситься –
Нет, совсем не по мне!
Ночь пройдет, перебесится –
Будет утро в окне.
Вся, как птица, взъерошена,
Упорхнет сгоряча
Той же шалью, что брошена,
Как щедрота с плеча.






*   *   *

На челе твоем печаль,
Словно нимб.
Как тебя и величать-то
Под ним?
Золотая голова
Во хмелю.
Всё слова – слова:
Люблю – не люблю.
Я бы выпила с тобой -
Не взыщи –
За любовь и нелюбовь
От души.
Видно, счастье не словить
На авось,
А сегодня, стало быть,
Ты – мой гость,
Весь из горечи,
Знакомой и мне.
Дело к полночи
И к полной луне.
Только прошлое, как стон,
Как стена –
Наш невидимый то ль он,
То ль она –
Те, что, кажется, отпеты
Не раз,
Нынче кто-то лишний третий
Из нас –
На троих так на троих –
Пригубить…
А слова… что в них?
Любить – не любить…
*	 *	 *







	   Чем старше я, тем больше рубится:
	   Уж не мечтается, не любится,
	   И часто не хватает слов,
	   А явь давно сильнее снов.

	   Чем старше я, тем меньше верится,
	   Что как-то разом перемелятся
	   Чтоб стать не мукой, а мукой, -
	   И боль моя, и непокой.

	   Чем старше я, тем ближе к Богу,
	   И уж ценю саму  дорогу,
	   Смиренно голову склоня
	   Пред тем, что в ней - не от меня.

	   Но ты приснись на всякий случай
	   Звездой внезапною, падучей,
	   К которой, как ни изогнуться,
	   Мне все равно не дотянуться -

	   Та, что за мною неотрывно
	   С надеждою в глазах наивных,
	   Которой, к счастью, не понять,
	   Что я есть та, какой ей стать.






*   *   *

Жить, чей-то взор случайный радуя,
От теплых дней до дней холодных.
Быть очень трудно волчьей ягодой
Среди других, вполне съедобных.
Сорвать такую не осмелятся –
Такой и волки не питаются,
За то и птицы в ней не селятся:
Им где-то рядышком летается.
Ей и самой пока неведомо,
В чем же ее предназначение,
К чему такое ей победное,
Столь слишком алое свечение?
О чём кричит она, красивая,
Со всею силою отмерянной,
Среди других, не зря рассыпанных
И так не зря самоуверенных?
Что не дано ей быть рябиною
И отливать червонным золотом?
Зачем пылает так рубиново
И осыпается нетронутой?
Но, до поры с ветвей не падая,
А там уж – как зиме угодно, -
Она зовется волчьей ягодой
За то, быть может, что свободна.








*   *   *

Ни за что не цепляясь,
Никого не линчуя,
Принимаю, как данность,
Что по жизни – кочую.
Дни бездарно смакуя,
Так по жизни плутаю:
Ни о чем не тоскую,
Ни о чем не мечтаю…
Чтоб уже не в печаль
И не в радость свобода
Проходить невзначай
И любить мимоходом.
Ничего не ищу:
Ни итога, ни клада,
Хорошо, что дышу,
Остального – не надо.
В свете солнца и звезд
Я – беспечный бродяга;
Что живу не всерьез -
Мне давно уж во благо.
Вспоминаю легко
Всё, что было… иль снилось?
Сколько разных подков
Мне на счастье дарилось…
Сколько крыльев – не счесть –
По пути обломалось,
Чтоб, спустившись с небес,
Вдруг почувствовать малость.
В стороне от людей
Мне любимых и милых…
Дай им, Боже, в удел
Что я дать им не в силах!
Созерцая – бродя
И взахлёб и без толку
Я живу. Кто судья?
И, пока не умолкну,
Буду жить, как смогу:
И грешно, и возвышенно,
А за то, что не лгу
И да буду услышана…






*   *   *

Вот отплачется вволю –
Захлебнусь ли я в плаче?
Но однажды в подоле
Понесу наудачу
Всё, что гроздью поспевшей
С древа жизни свалилось
Мне, живущей нездешно –
Словно царская милость:
Не садила – не сеяла,
Кем-то скажется, мол,
От чьего же от семени
Ей, прохожей – в подол?
Рассмеюсь я по-девичьи:
Шла ли, время ли шло,
Прицепилось, знать, семечко –
Стало быть – проросло…
Где упало – пристало
Смысла всякого вне…
Возвращалась усталая –
Вот, вернулось… ко мне…






*   *   *

Просто жизнь. И просто вечер.
Ничего из ряда вон.
На руке моей колечко –
Символ женщин всех времен.
И как будто та же осень
Без особенных примет
Те же листья так же носит,
Заметая чей-то след.
Ничего не изменилось
За каких-то… с лишним лет:
Длится так же, как и длилось
Всё, чему названий нет.
Продолжаются – и только –
Без начала и конца
В толстых линиях и в тонких
Очертания лица,
Твоего или чужого –
Непонятно, да не суть:
Будет город обнаженный
В глубине снегов тонуть.
Скроет всё под слоем бренным
Указующий нам перст,
Но вернется непременно
И продолжится, бог весть
Что – не канет. Ты – везучий:
Ничего не пропадет.
Просто жизнь (тяжёлый случай)
Всё идёт себе, идёт,
И не так  как бы хотелось,
И не в тот как будто век.
Просто вечер. Осень. Зрелость.
Впереди – лишь первый снег.






*   *   *

Я вас забуду, наконец,
Чтобы незваною на праздник,
Когда с метелью под венец
Бродячий ветер угораздит,
Явиться с чистою душой,
Такой прозрачной и… холодной
И, не взирая на погоду,
Всем пожелать любви большой!

А ветер (тот еще певец!),
Затянет вольную, некстати
И вдруг, забыв про свой венец,
Сорвёт с метели бедной платье
И, очумелый, на куски
Всё будет рвать его зубами,
Чтоб дотянуться до Весны
Еще горячими губами…

И будут клочья на ветру
Пугать случайных очевидцев,
А я вернусь домой к утру
Совсем продрогшею синицей.
А за окном метели – выть,
Чтоб в те же клочья  чьё-то сердце…
Нет, мне журавушкой не быть
До той Весны, где наконец-то

Я вас забуду, как смогу,
До той Весны, куда домчится
Бродячий ветер весь в снегу,
Когда метель угомонится
И обретут уста – уста,
В сто первый день, какие буду
Закрыв глаза, считать до ста…
Лишь дайте срок. Я Вас забуду.






*   *   *

Ветер листает весну –
Повесть с сюжетом затасканным,
Где нагоняет тоску
Автор, никем не обласканный.
Право же, скучно читать –
Май истекает минутами,
Что там случилось опять
С теми двумя – пресловутыми?
Может быть, это – роман?
Экая, право, невнятица,
Автор же – просто болван,
Стоит ли сильно так тратиться?
Выдумал всякую чушь –
Автор (кирпич бы на плешь ему!)
Если уж взялся за гуж –
Сам бы тащил его… к лешему.
Смысл – устаревший, как мир.
Тема – и вовсе избитая.
Это же надо – до дыр
Читано да перечитано…
Надо Вам Вашу весну…
Критик вконец измождён
И, вдруг уткнувшись в листву,
Плачет дождём.






*   *   *

Целуй меня, целуй
Пожарче и почаще,
Повороши золу
Души, давно пропащей!
Пусть тлеют угольки
Так поздно и некстати.
Самой мне вопреки
Не размыкай объятий!
Пока еще живу
В том нашем странном доме,
Где всё – не наяву,
Как на пустом перроне.
Лишь только ты да я,
Всё остальное  - мнимо,
Пока ещё - твоя,
Держи меня, любимый!
С нуля меня твори:
Я так тобой богата.
В сияние зари,
В сияние заката
Давай через века!
… Одна. В руках – котомка,
И слёзы по щекам, -
Ты говорил… ребенка.






*   *   *

То ли есть. а то ли – было:
Думать поздно, помнить – рано.
Мне любить тебя постыло,
А тебе меня – подавно.

Был бы жив. Чего желать-то?
День прошел, а там и осень.
Мне любить тебя некстати,
А тебе меня и вовсе.

Вон закат пылает красным –
Наш с тобой? Да кто ответит?
Мне любить тебя напрасно,
А тебе меня… не встретить.

Всё, что впредь не в нашей воле,
Как деревьев зимних нагость, -
Мне любить тебя… доколе?
А тебе меня… не в тягость?






*   *   *

Шаром, колесом ли
Покатилось слово.
Из подобных сонма
Вырвалось весомо.
Побежало с горушки,
Набирая силу.
Следом моя долюшка
Эхом голосила.

Слово отворотное
Гордое и быстрое.
А внизу… болото ли?
Реченька пречистая?
Упадёт, да – канет,
Или – вплавь по реченьке,
Чтоб на шею камнем
Моему сердеченьке?

Слово отворотное
Гордое и быстрое,
Ты собой умой его,
Реченька пречистая!
Отними всю тяжесть,
Пусть твоё течение
Путь ему укажет
В самоотречение.

Чтобы тот, кто любый,
Взял его в ладони,
В кровь разбиты губы
О его бездонье.
Да не сгинет лодочка,
Лишь едва накренившись, -
Пусть, как с неба звездочка,
На ладони – кремешек.






*   *   *

Чертили круг, презрев углы,
Чертили вдохновенно:
В одну две линии легли
И потекли смиренно,

Как две усталые реки
Порой в одну стекаются,
Не разомкнуть уж две руки,
А круг… не замыкается.






*   *   *

Куда нам до Адама с Евою
В расцвет Эдемского блаженства?
Ты называешь королевою,
Не предлагая королевства.
К моим ногам тобою стелятся
Из существующих мерил:
Весь мир, все звёзды, а безделицу –
Корону – так и не дарил.
Но величаешь королевою,
Хотя и сам уже не рад,
Что подарить хотел Вселенную,
А пригласил на маскарад.





*   *   *


Душа оглохла и ослепла.
Нет, не родиться мне из пепла.
Пускай несут ветра осенние
Его, на сто рядов просеянный.
В какую сторону им дуть –
Куда-нибудь. Куда-нибудь.
На край земли. Давно постыло
И то, что есть, и то, что было.
Огню пропевшую свой гимн
В еще одну из моих зим
Пускай несут они меня –
Не укротившую огня.
Не убоявшуюся – нет!
Так глупо верившую в свет.





*   *   *

Не печалься, так уж вышло,
Видно стоило попасть
В пятый угол третьим лишним,
Чтоб открылся третий глаз.

Говорю себе: утешься,
Говорю себе: пойми.
Шла, как кающийся грешник,
Что ж свернула на огни?

Шла бы дальше, до упаду,
Для чего душе приют
В этом мире, где в награду
Разве только что – распнут?

Поиграют, и – довольно,
Сделав в знак своей победы
Камнем тем краеугольным,
От которого – все беды…




*   *   *

Нет, не любви хочу – покоя!
В уме одна лишь эта мысль
И что-то странное такое:
Я буду ждать тебя всю жизнь…





*   *   *

Когда устал… и некуда шагать,
И прежняя звезда уже не светит,
И новую не время зажигать, -
Тогда тебе попутный – встречный ветер.

Припомни всё, что было “до того”,
Прерви свой бег по замкнутому кругу
И сядь в любой придуманный вагон,
Пока еще дорогой не напуган.

Пока еще вполне не осознал,
Что потерял и как там дальше будет, -
Пускай растает за окном вокзал  -
Всегда финал совсем иных прелюдий.

Пусть скажутся дежурные слова,
В которых заблудиться очень просто
Перед дорогой, что всегда – права,
Где есть вокзал – случайный перекресток.

Здесь даже ты -  какой-нибудь типаж
Для жизни, что сама и повествует,
Пока не сядешь в собственный мираж,
Где мир, тобой воспетый, существует.

Как принято, прими на посошок,
На посох, как уж водится, - котомку.
В конце концов хоть это хорошо,
Что камень не летит тебе вдогонку.

В конце концов не выйдут провожать
И не взмахнут, печальные, платочком
Те, от кого ты вынужден бежать,
Закрыв глаза. На край земли. И – точка.





*   *   *

Мне не знакома эйфория
От чар невиданных мной стран –
Их имена чужды устам,
Когда Москва – периферия.

Их имена – всего лишь звук:
Любой пейзаж – не хлеб насущный,
Он - к дополнительности пущей
Глазам, когда не хватит рук.

Любой пейзаж до фонаря мне,
Что светит над моим подъездом:
Гораздо более полезно
И ярче, честно говоря.

Да мне б до лампочки весь глобус
С любыми пятнами на нём,
Когда б не город… где мой дом,
Где ты садишься на автобус…

И шар земной, как в горле ком.





*   *   *

То словно заново рождаюсь,
То вниз лечу с горы отвесной,
Когда всецело убеждаюсь,
Что и душа моя – телесна.
И мир в мгновение утратив,
Я длю то самое мгновение,
Когда замру в твоих объятьях…





*   *   *

Я не желаю быть мишенью
Для гнева твоего, Господь,
Да как бежать от искушений,
Чтоб примирить и дух, и плоть?
Но если выйдет мне планида –
Не съесть чумного на пиру –
Пошли мне, Господи, Давида,
За одиночество в миру.





*   *   *

И вдруг я поняла,
Что нет тебя в помине,
Лишь голая стена,
Где свет горел в камине
Какой-то неземной,
Несуетный, нездешний…
И вдруг: обычный дом,
Где ничего не вечно.
Типичное жильё:
Так выглядит любое,
Где так же, как бельё,
Меняются обои,
Чтоб голая стена,
Где свет горел в камине…
В бокалах двух вина
Как раз по половине.
И горечь всех утрат
В, пока еще, весельи,
Уж множится стократ.
А нынче – с новосельем.





*   *   *

Кто перед кем из нас в долгу,
Мне выяснять как будто не с кем:
Ты куришь в форточку в углу
И дым скользит по занавеске…
И всё бы ладно: помолчим –
Не наяву ж ты, в самом деле,
Вот только вспомнился в ночи…
Теперь - ворочаться в постели
И проклинать всю эту жизнь,
Благословляя одержимо,
Да, как гранит, подушку грызть
Науки, что – непостижима.
Что ж, встану рядышком в углу,
Я ведь молчанья не нарушу,
А так – ни другу, ни врагу –
Самой себе открою душу.
Кольнёт на уровне груди,
Чтоб отпустить по-королевски.
Опять заглючило, поди,
Но дым скользит по занавеске…
От жгучей боли не дышу –
Я здесь одна по всем приметам –
И вдруг, опомнившись, тушу
В своих же пальцах сигарету.
Всё повторяется, как сон,
Который длится до рассвета.
Молчим и курим в унисон
Одну и ту же сигарету,
Устав слова произносить,
В которых сути ни на йоту…
И, как топор в дыму, висит
Так и не сказанное что-то…





*   *   *

О многом и о малом
Не станем горевать:
По капле – убывало,
По капле – прибывать.

Ведь было утро ранним
Всё в капельках росы
До этой самой грани,
Как черной полосы –
Хлоп на глаза повязкой –
И света не видать…
А тем, кто любит сказки,
Не грех и  порыдать?
Иванушка-царевич
Дурак и был, и есть,
А тем, кто в сказки верит,
Пора бы знать и честь!
По капле – убывало,
По капле – прибывать.
Но это лишь начало,
А дальше… поживать
По сказочным законам,
Искать, страдать, любить,
А хочешь жить спокойно –
Рассказчика… убить!





*   *   *

Грохотало над городом
И страшило всерьёз.
Это не было поводом
Для тоски или слёз.
Это не было памятью
Или криком души,
Но взметнулось над слякотью
В полуночной тиши
И тогда – переполнило,
Перевесило: сдвинуло,
Переломанной молнией
Вдруг сверкнуло, да – хлынуло,
Бестолково и солоно –
По щекам! По щекам!
И по, ставшим безвольными
И чужими, рукам.
Потекло обессиленным
И теряющим ценность
Перед чем-то незыблемым,
Составляющим Вечность.
Всё плохое и скверное
Уходило, не мучая,
Заставляя уверовать
Только в самое лучшее.
И сочилось меж пальцами,
Растворялось  и таяло,
Обретая, как грацию,
Смысл единственно правильный.
Грохотало над городом
Громко, вычурно, пошло.
Это не было поводом
Для прощания с прошлым.





*	*	*

Каким же ветром ты гоним,
Мой драный парус?
Тебя увидев, даже Грин
Пришел бы в ярость!
		Ты весь заштопан и измят,
		Поблекли краски:
		Мы путь держали наугад
		Из старой сказки.

Нас  все, что в жизни предстоит,
Вгоняло в трепет,
Да алый цвет штормами смыт,
Как детский лепет...
		Но на асфальте за окном
	Рисунок вечен,
	Где парус  аленьким цветком
		Летит навстречу!

И так лететь ему, лететь
Сквозь мир печальный,
Чтоб о любви последней петь,
Как изначальной.
		И хоть давно уже не ал
		Мой день грядущий,
		Даст бог, не выпустит штурвал
		Ко мне идущий!

Не время ставить якоря -
Еще не берег.
Пускай окрасит все заря,
А я поверю,
		Что на асфальте под дождём
		Рисунок вечен,
		Где парус, словно на рожон -
	   Всегда навстречу!





*   *   *

Вот холст, похожий на мольбу,
Уже готов. К чему итожить?
Но кисть сжимая, как… судьбу?
Застынет перед ним художник…
Последний штрих – всему черта,
Пестрит от замыслов палитра,
Как надмогильная плита
На всём, что было и избыто.
Уже белеет свежий холст
Чуть в стороне, но в поле зренья,
Последний штрих – немой вопрос:
Любой ответ, как озаренье.
Но медлит чуткая рука,
И сохнет кисть, не прикоснувшись,
Последний штрих – он на века.
Чего еще? Не будет лучше.
Нет. Не сейчас. Потерян миг,
И вот, беспомощен, бесплотен,
Склонив печально-скорбный лик
У недописанных полотен
Стоит художник – сам творец –
Перед всевидящим Всевышним:
Последний штрих – всему венец.
Последний штрих не будет лишним.
Здесь жизнь твоя – без приукрас,
Твоё лицо –стыдится поздно,
Вглядись в него хотя бы раз,
Прими его, как час свой звёздный!
Всё было так или не так -
Последний взмах, как жест прощальный.
Вот твой подрамник и чердак,
И свежий холст – исповедальный.





*   *   *

Уже на месте режиссёр
И все участники картины.
Сюжет пылает, как костёр
Из линий тоньше паутины.
И что-то там произойдёт
Со мною – главной героиней!
Мотор!.. Свершается! Ну, вот,
И титры сыплются, как иней…
Во весь экран – моё окно,
Пейзаж привычный заметая.
А жизнь похожа на кино,
Где даже точка – запятая.





*   *   *

Слова без слов –
Сплошные жесты.
Играй, но не переусердствуй.
В своем стремлении сыграть
Любой спектакль от “Аз” до “ять”,
Отдавшись роли так всецело,
Недолго сгинуть на лету:
Ненастоящему Отелло
Легко переступить черту.
И настоящей Дездемоне
Своей судьбы не избежать,
Когда, сценарием влекомый,
Не сможешь пальцы ты разжать.





*   *   *

Всё хотя и не просто,
Но не так уж и сложно,
Коль всерьёз на помосте
Жить пока еще можно
И любую по жизни
Выбирать себе сцену,
Как созвездие, брызнув
Светом люминесцентным,
Колесом или павой,
По партерам и ложам,
Где все зрители – правы,
Даже если ты – тоже.
Где внимают без плача
Покаянью молитвы.
Пораженье не значит
Окончание битвы.
Монолог безнадежен,
И, конечно, непросто
Выждать паузу. Кожей.
Не покинуть помоста.





*   *   *

Что – хвала, и что – хула?
Разница не значима,
Коль за всё, что есть – молва,
Загодя уплачено.
Мне, признаться, всё равно,
Как ей буду предана.
Если, свыше что дано, -
Никому не ведомо.
… Для воды ли интерес,
Как там она плещется,
И тем более – Бог весть,
Что нам в ней мерещится?





*  *  *

Кто судья - тот и рассудит,
Кто святой - благословит.
Словно яблоко на блюде -
Все, что только предстоит.
Алым яблоком на блюде
С голубой каемочкой...
Нет святых, зато уж судей -
Не связать веревочкой!

И старается не слишком
Адвокат нестоящий.
Мне отмерится Всевышним
Безо всякой помощи
Но ведь тот - один из буден,
Знать не полагается, -
Словно яблоко на блюде,
Жизнь моя катается!

И кричу я: “Удержись,
Алое да с золотом,
Как судьба моя - катись,
Взалкано - нетронуто!”
Стало быть - закон таков:
В колесе да белочкой!
Сколько там еще кругов,
Эх, да на тарелочке?..





*   *   *

Нет, я не сдохну под забором,
Хотя успею заслужить,
Но, хрустнув яблоком раздора,
До упоения и вздора
	Я буду жить!





*   *   *
По городу вечернему
Почти что по-дочернему
Не то что прогуляюсь,
А так себе – пройдусь:

Забыв про огорчения
От воздуха ничейного
Глотну давно забытого
Знакомого на вкус…

И так, походкой чинною,
Не смытая пучиною,
Из рек народа прочего,
Стекающих в одну,

Чтоб мне фонарь – лучиною
Меж ликами-личинами
Светил недогораючи
В ночи или во дню…

По городу-родителю
С душой на предъявителя,
Такому, по-отечески
Привычному до слёз,

Я с ангелом-хранителем,
Что – не обременителен,
Любимой блудной дочерью
Свершу апофеоз.

И будут звёзды дерзкие
Всё вспыхивать, как версии
Событий нескончаемых,
Что грянут, как и есть:

То глупыми, то вескими,
То графикой, то фресками –
Блажен, кому мечтается,
Пока не надоест.





*   *   *

	   Я сдираю слой последний -
	   Остальные сами слезли,
	   И грошом сияю медным,
	   С виду вроде бесполезным.
		 Но ведь  это - тоже смелость,
		 Что-то сродни эпатажу:
		 При словах: «Готовьте мелочь!»
		 Я не вздрагиваю даже!

	   Я лежу в кармане дырявом -
	   Эх, не выпасть бы наружу!
	   Не трагедия, не драма,
	   А комедии - не дюжу,
		 Да и мне ли, медной, думать,
		 Где в расход себя отправить,
		 Коль таких, как я - раз плюнуть,
		 Рядом некуда поставить?

	   И с главою преклоненной -
	   Все, что есть-то у монеты -
	   Быть стараюсь окрыленной,
	   Потому что крыльев нету.
		 И пускай для нумизматов
		 Я поистине нетленна,
		 И нелепо меня тратить -
		 Но зато я неразменна!





*   *   *

Эх, не высечь мне огня -
Спички отсырели!
Едет поезд без меня -
Пишет акварели,
	И мелькает в окнах жизнь
	Та же, что за окнами:
	Тот же бархат, тот же джинс,
	 Лысины да локоны!

Там под пение колес
Разговоры всякие -
Выражаются всерьез
Мнения инакие:
	Кто-то ищет высший смысл,
	Кто-то - виноватого,
	Кто - на дне стакана высь
	Под огурчик матовый...

И стою я на виду,
И, чего-то ради,
Кто-то крикнет на ходу:
“Догоняй, подсадим!”
	От дождя, как от судьбы,
	Прятаться бессмысленно,
	Всяк путём своей борьбы
	Постигает истину.

Хоть и лужи как без дна -
Всей воде не вытечь.
Жаль, что жизнь всего - одна,
И искры - не высечь!
	Едет поезд через дни
	К бесконечной цели,
	Ну, а я ищу огни,
	Что не догорели.

В перехлестье всех погод,
На любом их фоне -
Одинокий пешеход
На пустом перроне:
	 “Эй, прохожий, хватит плыть
	 На краю отчаянья!
	 Ну-ка дай-ка прикурить!..”
	 ... А в ответ - молчание.





*   *   *

Плыла я щепкой –
Да не пристала,
Клонилась веткой
К земле устало,
Бог чем обвита,
Да не сломалась,
А до земли-то –
Такая малость…
Ветра крутили
И чьи-то руки
Так, по пути ли
Или от скуки.
Что отрывали –
В костер бросали,
Теперь – жива ли –
Судите сами.
Зачем, встречая,
Клонилась в пояс –
Отвеличала –
Теперь - покоюсь?
Да нет же! Нет же –
Ветра качают:
Я – то, что “между”
И не причалит…
Корнями крепко…
Кому в угоду
С меня по щепке
В костер да в воду?
Не то колено?
Хрупка, да – с виду?
Не вышло крена –
Так не в обиду.
Зачем ножом то? –
Мы, вроде, квиты? –
По щепке сжённа,
По щепке смыта…
Тому – дорога,
Кому – раздольно –
Идите с Богом,
С меня – довольно.
“Но если поэту дар – дан,
Всё остальное – взято” (?)
						М.Цветаева






*   *   *
Бедная, бледная,
Клятая, мятая,
Чем же вот так
Перед судьбой
Виновата я?
Что же за нитями
Вся я повязана:
Чистая, лживая,
Правая, грязная?
Чем же для счастья –
Аль рылом?! –
Не вышла я,
Полуразмытая
Да никудышная.
Рвется и мечется
В, с виду спокойной, мне,
Всё человечество –
Сила убойная.





*   *   *

Я – вычитаемая всюду
За несвершенные грехи,
И вдохновенно бью посуду
Почти что как пишу стихи:
За то, что жизнь не получилась,
За то, что телом истончилась,
За то, что годы уж не те,
За то, что пусто на плите.
И в голове, как на плите...
Чему не быть, тому – лететь
За каждый начатый абзац
(В который раз?) –
Бац!
За неминуемый финал –
Бам!!!
За свой же прерванный полёт,
Чему еще пришел черёд,
За то, что всё наеборот?  –
Вот!!!







	*   *   *

Я вычеркну себя
Из всех знакомых списков,
Пойду гулять в ночи
И, может быть, вернусь.
На шее, как петля,
Затянется монисто
Несбывшихся надежд
И запоздалых чувств.
Так дёшево блестит,
Как стеклышки из детства,
Как мыльных пузырей
Бесхитростный восторг.
Я эту мишуру
Ношу не из кокетства –
На нем осела пыль
От всех моих дорог.
Завистливым глазам
Позариться нелепо
На вычурную блажь
Из битого стекла.
Для них, всегда в чести,
Летит себе комета,
Что никогда не даст
Ни света, ни тепла…
Так дёшево блестит
Фольгою серебристой,
Что выброшена с ёлкой
В затоптанный сугроб.
Не ведая цены,
Горит на мне монисто,
В лучах не всяких звёзд, -
Хоть негде ставить проб.





*   *   *

Всё относительно в зависимости “от”,
И истина – скользящая кривая –
В отчаянье саму себя же рвёт,
Пытаясь “быть”, хоть что-то понимая.

И вяжет бесконечные узлы,
И штопает безудержно пространство,
Отстаивая вечные “азы”
И право на своё же постоянство.

Не “потому” живущая, а “для”,
Во все века хранящая морали –
Не из тебя ли мертвая петля:
Другая сторона твоей медали,

Которую вовек не заслужить,
Уж если есть она на самом деле?
Эй, ты, привыкший честью дорожить, -
Попробуй соблюсти её в борделе!

Под пьяный хохот всяких жеребцов
И скрип давно расшатанных кроватей
Надеешься ты зря, в конце концов,
Не стать причиной будущих зачатий.

Ну что ж, дерзай: блажен ты или юн,
А мне оставь за истину... цепляться.
Кто нынче свят – тот более чем лгун:
Ну да – Иисус, среди такого блядства.

Но – истина. Она еще в цене.
Закрученная в ложные спирали,
То – там, то – сям, то где-нибудь в вине
Всплывают надоевшие морали,

Отстаивая вечные “азы”
И право на своё же постоянство,
Всё вяжут бесконечные узлы
На память. Для похмелья. После пьянства.

И я, опять “заблудшая овца”,
За них хватаюсь слабыми руками,
Уже не в силах рассмотреть лица,
Всегда в меня бросающего камень.
*   *   *
Накатило без отката
И укрыло с головой…
Не успелось… даже матом
Под нахлынувшей волной –
Смыло будто бы песчинку,
Закружило невзначай,
Эх, пучина, ты пучина,
Понесла – так выручай!
На какой-то дальний берег
Возле высохшего пня
Без одежды и без денег
Ты и выплюни меня.
Чтобы солнце – нараспашку,
И трава, как изумруд…
Что еще душе уставшей
Нужно более чем тут?
Вот обсохну, оклемаюсь –
И тогда построю плот,
Чтобы жить, греша и каясь,
А потом – наоборот.
Тот и волен, кто бесстрашен,
Для кого – корнями вниз,
Мне ж, едва к земле приставши,
Выворачиваться “из”.
Чтоб, вдали от всех скитаясь,
Окончательно понять:
Чтобы жить греша и каясь,
Кто-то должен устоять.
Чтобы длились дни за днями,
Помолись на мой разгул:
Кто-то должен быть с корнями,
Чтобы плот не утонул.






*   *   *

Сквозь дней листанье и страниц
Уж так ли важно, где причалю.
Когда плыву средь тысяч лиц
И этих лиц не замечаю?

Ну как сравнить волну с волной?
По их паденью? Их величью?
Когда мне штиль, как шторм иной,
А то, что главное – вторично?

Всё перепуталось во мне:
Болит не там совсем, где рана,
И то, что быть должно на дне,
Всё на поверхности. Как странно!

Всё перевернуто и вдрызг.
Мой взгляд, всегда скользящий мимо,
Чего-то – вдаль, чего-то – близ,
Я не люблю и не любима.

И лишь одно из всяких чувств
Во мне еще осталось, к прочему,
Наипоследнейшим, как пульс –
Мои взрослеющие дочери.









*   *   *

В этом мире, где всё перепутано
Чаще – горько и реже – смешно,
Где и счастье лишь сиюминутное, -
Даже жить-то, пожалуй, грешно.

Но спасают в любой безысходности
И взрываются в залежах тьмы
Два незыблемых факела совести:
Чувство долга и чувство вины.






*   *   *

Врезаясь в ночь своими фарами,
Меня автобус дальше мчит.
А в голове моей упрямая
Одна мелодия звучит.

Нетерпеливо и навязчиво
Она со мною говорит,
И льётся музыка прекрасная,
И звуки нежные дарит.

Мелькают фонари и здания,
Дорога вьется на бегу,
И что-то я на ней оставила,
А что – припомнить не могу.





*   *   *

Немного тех воспоминаний,
Тот сон даётся только раз,
Как первый жизненный экзамен
Или последний школьный вальс… -
Теперь имеет всё значенье:
Сквозь толщу лет, как из руды –
В кармане мятое печенье
И кучу всякой ерунды
Добудешь, словно тот старатель,
Который знает наперед,
Что он давным-давно истратил
Гораздо больше, чем найдёт…
То пятачок достанешь медный,
А то еще чего-нибудь,
И просыпаешься, как бредишь,
Не зная, что б хотел вернуть…
Ещё какие-то обрывки
Событий грустных и смешных
Из детства – золотого слитка
Всех наших помыслов честных
Достанешь из того кармана
И захлебнёшься криком: - “Мама!”





*   *   *

Бокал допит и брошен наземь,
Поскольку и бутыль – пуста:
Одна из жизненных оказий,
Что, как и истина, проста.

На сотни брызг или осколков,
Как грош единственный – в размен,
Чтоб чья-то музыка умолкла
И голос сорванный осел.

Пока еще звенела нота,
Сопровождавшая аншлаг,
Душа, измученная рвотой,
Вся вместе с нею и ушла.

И ты один в своем предсмертьи –
Подобье чистого листа.
А там уж – верьте или мерьте:
Бокал – допит. Бутыль – пуста.





*   *   *

Будет всё, как завещано
Где-то в тайне души:
Все дороги – раскрещены,
Счёт идет – на гроши.

Всё как будто расписано
До мельчайшей тщеты
И до самой неистовой,
Если есть, высоты.

Не случайны, как видится,
Перекрёстки, огни,
То дороги раскинутся,
То – одна, и в тени.

То, как крыльями схваченный
И несомый. Вдруг – хрясь! –
Ты уже одураченный
По чего-нибудь в грязь.

Вот и речка. Отмоешься
Или справится дождь
Словом, далее тронешься –
Не умом, так –пойдёшь.

Где-то травка подстелится,
Словно требуя: мни!
И опять не поверится:
Неужели – огни?

Эти милые бестии,
Не захочешь – свернёшь.
Не сворачивать? Если бы…
Да кабы… Ну и что ж…

Если всё, как завещано…
Ты уже – невесом, -
Ничего не обещано,
И обещано – всё.

Ты как будто противишься…
Но тебе ль невдомёк?
Или выстоять ссилишься,
Или ты – мотылёк.





*   *   *

Снисходя – восхожу,
Восходя – снисхожу:
Бесконечна спираль,
По которой кружу.
И моё бытиё,
Словно скрытый таран,
Как пружина, однажды
Пропорет диван
И ударится в бок
То, что сжато до срока.
Я проснусь и пойму,
Что не так одинока,
Коль смогу ощутить,
Может, высшим из благ
Эту самую прыть,
От которой - синяк.





*   *   *

Мой путь не розами увит,
Хоть и шипы у них – не гладят…
Мне нравится их внешний вид,
И что растут, когда посадят.
А на моём пути травы,
Да той, что прёт себе без спросу,
Порою – выше головы,
Как кто-то семена подбросил.
Хотела было корчевать,
Да дело мысль опередила,
Что корчевать – не врачевать,
А вправе ль я, коль не садила?
Я без вины – не осужу.
Растёт – так, стало быть, от Бога.
А розы всё же посажу –
В укромном уголке, немного.





*   *   *

Вот с этой самой точки,
Пожалуй, и начну:
Упрусь ногами прочно
И маятник качну,
И время с циферблата
Вдруг потечёт опять,
Теперь уж без возврата –
По часовой: не вспять,
Целительной водою,
Чтоб так тому и быть.
Подставлю я ладони
И стану жадно пить,
Взахлёб, или хватая
Губами на лету,
То  бережно катая
По капельке во рту…
И – ни лица не спрячу,
Ни глаз не опущу:
Пускай звенят и скачут,
Стекая по плащу
Все капли, струи, брызги,
Какие только есть –
Слагаемые жизни,
Ее благая весть.
Мне счёт вести от “ныне”, -
Впитаю да прольюсь
В какой-нибудь пустыне -
… Уже не побоюсь.





*   *   *

А всё ли мне в жизни простится,
Когда и её – расплескаю?
Мои журавли и синицы,
Летите, я вас – отпускаю.

Хоть следом за вами и мне бы,
Но взглядом прощальным ласкаю
Под куполом этого неба
Такие две разные стаи.

Наверно, не зря говорится,
Что станет всё серо и буднично
Без вас, журавли и синицы,
С картинки сошедшие лубочной.

Сотрутся нечеткие лица,
О коих порою тужу.
Но всё-таки что-то простится
За то, что я птиц – не держу.